Александр Добровинский

Как вы начали коллекционировать часы?

Сразу скажу, что коллекционером часов себя не считаю.

Если говорить об остальных предметах, то так сложилось, что я — пятое поколение коллекционеров в семье. Вырос в антиквариате, который надо мной висел, стоял, я на нем спал и ел. Представить себе, что я не стал бы коллекционером, было просто невозможно. Все детство я боялся засыпать, так как над моей головой находилось четырехметровое полотно кого-то из голландских баталистов, и я побаивался, что однажды оно на меня свалится. Надо сказать, что много лет спустя это все же случилось.

Женщины в нашей семье собирали, как правило, драгоценности, а мужчины — фарфор, бронзу, мебель, ковры. Моя первая коллекция — марок, кстати, довольно неплохая — жива до сих пор, потому, что мама всю жизнь ее хранила. В 10–12 лет я уже настолько хорошо разбирался в предметах старины и искусства, что начал потихоньку на них зарабатывать.

А часы вы стали покупать потому, что воспринимали их как предметы искусства или они носили для вас исключительно утилитарный характер?

Я живу, чтобы получать удовольствие, и должен любить приобретаемые вещи, а они должны любить меня. Часы, как и любой аксессуар, — это часть жизни, хотя смартфон, бесспорно, показывает время точнее.

Но большинство имеющихся часов я ношу, порой меняя их в зависимости от костюма, времени суток и места назначения. Например, ни к чему надевать бриллиантовые часы в суд, но после, на вечернем мероприятии они будут вполне уместны.

Часы какого дизайна или периода времени вами наиболее любимы?

Я очень люблю 1920–1930-е и 1960-е. Последние были последним в истории десятилетием, давшим нечто новое культуре. Все, что было позже — сплошь повторение. Что же касается эпохи ар-деко — она была яркой и прекрасной, причем в любой стране. Советское искусство той поры гремело на весь мир. Если спросить любого более-менее культурного иностранца, что он знает о русском искусстве, он назовет две вещи: иконы и авангард. Это был новый пласт развития цивилизации, никто себе не представлял, что такое возможно. Красота этого стиля проявляется от живописи до мебели, от машин до аксессуаров — во всем.

Вы говорили, что галстуки-бабочки на Западе, где вы жили и учились, — непременный атрибут адвоката. А насколько часто ваши западные коллеги носят часы?

Сейчас западные адвокаты беднеют из-за непомерных налогов. Когда-то, конечно, это был непременный аксессуар. Жаль, конечно.

Вы как человек, который защищал Бориса Березовского, наблюдали на нем часы? Он их любил?

Да, у Бориса Абрамовича было несколько серьезных часов. Кстати, слово “серьезные” применительно к часам — это его выражение. Как-то мы встретились, и на мне были часы, оснащенные вращающимся в нескольких плоскостях турбийоном, которые просто стыдно сказать, сколько стоят. Он посмотрел на них и многозначительно, с расстановкой сказал: “Серьезные у тебя котлы”. Этот момент мне запомнился. У Бори были не одни хорошие часы, даже не представляю, куда это все теперь делось.

Вы сказали, что телефон показывает время куда точнее часов, да и прогресс не стоит на месте — умные часы все популярнее. Какая судьба ждет механику, она останется уделом пуристов?

Давайте вспомним, что часы зародились в непростых условиях. В XVI–XVII, если я не ошибаюсь, веке протестантам было запрещено носить украшения, и единственным вариантом выделиться для состоятельных мужчин были часы. Именно тогда стали появляться мастерские, делавшие изысканные часы из драгоценных металлов, появились различные техники эмали и отделки. Человеку свойственно искать знаки отличия, и я думаю, что это свойство не умрет никогда. Часовое искусство зародилось в сложных условиях, и в них же оно и останется, но будет существовать всегда.