Стивен Форси

Можно ли сказать, что Greubel Forsey вырос из ателье CompliTime, которое, как мы знаем, образовалось в 2001 году — то есть за три года до официальной премьеры первенца GF?

Еще раньше. Мы с Робером (Робером Гребелем. — Прим. ред.) начали работать вместе с 1999 года.

Уже тогда мы обдумывали варианты авторского турбийона и то, как его можно построить. Внимание в равной степени уделялось как технической, так и оформительской стороне дела. Естественно, для того, чтобы достичь поставленной цели, требовались средства, и поэтому в 2001 году появилось ателье CompliTime, в котором мы выполняли заказы разных производителей.

Можете назвать их сейчас?

Вообще-то нет. (Улыбается.) По той простой причине, что CompliTime существует по сей день и свято хранит клиентские тайны. Хотя, например, все и так знают, что для Harry Winston мы разрабатывали модели серии Histoire de Tourbillon и Opus 6… Из последних могу назвать Vacheron Constantin и его модель Les Cabinotiers Symphonia Grande Sonnerie 1860 — мы участвовали в работе над механизмом боя.

Наверное, для других брендов Richemont вы тоже сделали немало, учитывая тот факт, что группа владеет 20% акций ателье?

Мы сотрудничаем с некоторыми из них по мере необходимости, и этого достаточно и им, и нам. При этом CompliTime остается независимым производителем, что для нас важно, потому что Greubel Forsey отнимает много сил и средств. В 2006-м у нас был только один калибр, а к сегодняшнему дню мы создали 20 разных механизмов! Это очень много.

И сколько из них сегодня в производстве?

Семь или восемь. Некоторые из них разошлись очень ограниченными — даже по меркам Greubel Forsey, который выпускает около сотни экземпляров в год, — тиражами и представляют собой коллекционные раритеты.

Скажите, как получилось, что в вашей коллекции до сих пор нет одного из четырех больших усложнений — хронографа?

Невозможно успевать везде. Каждая разработка занимает уйму времени: так, на вечный календарь ушло восемь лет, а на репетир — 11 лет.

Нам недостаточно построить просто красивый хронограф, пусть даже с идеально декорированными компонентами.

Может быть, тогда с наклонным под 30-градусным углом колонным колесом?

Отличная идея. Вообще, у нас сейчас в разработке находится около десяти проектов, которые увидят свет в ближайшие десять лет. Но я, конечно, не скажу вам, есть ли среди них хронограф. (Улыбается.)

Тогда расскажите, пожалуйста, о ваших сторонних проектах: Mechanical Nano и Le Garde Temps Naissance d’une Montre с Филиппом Дюфуром и Мишелем Буланже. Про первый вообще никто ничего не понимает, и все говорят только о колесе, которое вращается от силы воздушного потока.

Mechanical Nano — это принципиально новый механизм, который был невозможен в прошлом из-за отсутствия современных технологий. Это очень сложный проект даже для нашей команды. В нем крайне мало общего с традиционной часовой механикой, и для его понимания нужно нестандартное мышление. В теории это простой калибр, но умещенный в очень малом объеме.

В традиционной часовой инженерии вы можете делать механизм тоньше при сохранении диаметра либо уменьшать его диаметр, жертвуя тонкостью. Мы же решили немного выступить против законов физики, но пока еще не смогли ответить на все поставленные вопросы. Если получится сделать базу маленькой, то в часовой корпус можно будет уместить массу функций и возможности механических часов возрастут кратно.

И еще: “нано” относится не столько к размеру, сколько к энергоемкости. Как вы знаете, запас хода этого механизма будет составлять около 180 дней — уникальный показатель. Это жутко увлекательная работа, на которую еще нужно время. Возможно, через три года мы представим первый рабочий прототип.

Есть какое-то сходство с проектами Parmigiani Fleurier Senfine или Zenith Defy Lab?

Нет, то, что вы назвали, — это просто новые спуски, мы же работаем комплексно со всем механизмом. Что касается Naissance d’une Montre, то это, наоборот, проект, направленный на сохранение и приумножение часовых традиций. Мы практически потеряли наработанные столетиями ноу-хау в 70-е годы прошлого века. И до сих пор не смогли полностью восстановиться: лишь сравнительно недавно на мануфактурах появились молодые мастера, которых, впрочем, катастрофически не хватает. И особенно это касается ремесленников, занимающихся художественным декорированием.

Основной проблемой при запуске проекта Naissance d’une Montre было сделать так, чтобы Мишель довел его до конца и сделал запланированные 11 экземпляров. Ведь он — да и мы, если честно, — не знал, что его ждет. У нас была четкая идея, но чего она будет стоить каждому из нас, мы не знали. А если бы Мишель как главное действующее лицо проекта покинул его, то все наши усилия пошли бы прахом. Конечно, мы чрезвычайно рады той высокой цене, которую заплатили за прототип на аукционе Christie’s в Гонконге (1 460 000 американских долларов. — Прим. ред.), но еще больше рады той поддержке, которую оказали нам партнеры.

Например, тот же Christie’s отказался от своей комиссии, а дистрибьюторы, которые будут продавать серию (а она вся уже распродана), отказались от маржи. Кстати, Дидье Кретан, который принимал участие в разработке Signature 1, использовал те же традиционные техники, что и Мишель, при изготовлении колесной передачи заводной системы. Именно поэтому тираж Signature 1 ограничен всего 66 экземплярами — она, несмотря на свою простоту, крайне трудоемкая.

Последний вопрос. Вы как-то упомянули о психологическом барьере, который необходимо преодолеть потенциальному клиенту Greubel Forsey для того, чтобы стать реальным клиентом. Можете чуть подробнее развернуть этот тезис?

Так что, когда человек узнает о наших достижениях и знакомится с нашей философией, ему обязательно захочется посмотреть наши часы вживую. И как только этот контакт происходит, знания, усиленные тактильным знакомством, запускают процесс. Приходит понимание, что высокая цена обусловлена объективно гигантским трудом, вложенным в каждый компонент часов. Это, если угодно, как пересесть из “Мерседеса” в “Роллс-Ройс”. Обратного пути не будет, несмотря на то что “Мерседес” — прекрасный автомобиль.