Жан-Мари Шалле

По какой причине вы решили открыть бутик в российской столице и почему сделали это именно сейчас?

Причин несколько. Во-первых, Москва — одна из самых крупных международных торговых артерий. Во-вторых, наш партнер, компания Rich Time приложила немало усилий и энергии для того, чтобы это событие состоялось. В-третьих, не стоит упускать момент, если ты чувствуешь в себе силы сделать это здесь и сейчас.

Как вы пришли к созданию собственного бренда?

До того как приступить к этой главе своей жизни, я занимался дистрибуцией нескольких крупных часовых производителей в Японии (речь идет о марках Breguet и Blancpain. — Прим. ред.). Затем запускал на рынок такие бренды, как Daniel Roth и Perrelet. Именно от Даниэля Рота я впервые и услышал о современнике и научном консультанте великого Авраама-Луи Бреге, Луи Муане, проработавшем с последним до самой его кончины. Это случилось 18 лет тому назад.

Вместе с женой Микаэлой Бертолуччи, которая наравне со мной принимает самое активное участие в судьбе компании, мы поставили целью найти собственное “я” в сегменте высокого часового искусства.

То есть в стенах мастерских Louis Moinet никогда не появятся простые модели?

Этот вопрос задают мне не впервые. И да, такова наша принципиальная позиция: мне интереснее создавать то, что заставит клиента думать, восхищаться, погружаться в потрясающий разнообразный мир инженерных миниатюр. В конце концов, я уверен, что каждый должен делать то, что у него получается лучше всего. Модель, с которой мы впервые вышли на рынок, называлась Metropolis. Чтобы довести ее до идеального состояния, нам потребовалось два года, и это минимум, который обычно уходит на период новых разработок.

Какая из ваших моделей на данный момент самая сложная?

Созданный в единственном экземпляре настольный астрономический концепт Meteoris Solar System, представляющий собой механический планетарий. Он имеет в своем основании четыре уникальных наручных модели с турбийонами, циферблаты которых были изготовлены из двух различных натуральных метеоритов, астероида и лунной породы. Концепт был продан более чем за пять миллионов швейцарских франков в фонд личного музея одного из глав государств Ближнего Востока.

Ваша марка Louis Moinet вошла в Книгу рекордов Гиннесса как изобретатель и обладатель первого в мире механического хронографа Computeur de Tierces, созданного Луи Муане. Для вас это важно?

Безусловно. Претендовать на звание изобретателя первого в мире хронографа и добиться признания от столь авторитетной комиссии для небольшой независимой марки — огромный прорыв. Всегда найдутся сомневающиеся, которые не поверят в правдивость истории. В этом смысле поддержка такого престижного института, как Книга рекордов Гиннесса, — это наша большая персональная победа.

Не поделитесь подробностями того, как протекали поиски этих уникальных часов?

Я провел немало времени в архивах, изучая жизненный путь Луи Муане. Поначалу мы располагали лишь одними сухими фактами о его биографии. Но, к счастью, в нашем распоряжении имелся также и трактат об учете времени (оригинальное название звучит как Traite d’horlogerie. — Прим. ред.), над которым Муане работал на протяжении 20 лет. Энциклопедический двухтомник впервые был опубликован в 1848 году. Изучив его самым скрупулезным образом от корки до корки, я и узнал о модели, названной самим автором счетчиком терций.

Из книги было очевидно, что речь идет о хронографе?

Нет, в ней говорилось, что мастеру удалось создать совершенно уникальный по тем временам прибор, спусковой механизм которого делал 216 тысяч полуколебаний в час (то есть 60 полуколебаний в секунду), а значит, частота его составляла неслыханные 30 Гц. Такие показатели были необходимы Муане в ходе астрономических наблюдений для повышения точности измерения времени до одной терции, измеряемой длительностью в 1/60 секунды.

Но фактически, кроме этого утверждения, вы не имели на руках никаких весомых доказательств?

И поэтому я первым делом обратился ко всем своим знакомым коллегам из сферы элитного часпрома с одним и тем же вопросом: мог ли появиться на свет инструмент, подобный описанному в трактате Муане, к середине XVIII века? На что везде получал ответ: “Нет, это невозможно!” Признаюсь, несколько лет после этого я пребывал в некотором разочаровании. Все кардинально изменилось в 2012 году.

Я, как и большинство моих соратников, стараюсь отслеживать все наиболее значимые для индустрии мероприятия. Таким образом, я разузнал, что Christie’s будет выставлять на продажу оригинальное произведение самого Луи Муане. В каталоге о нем говорилось только две вещи: что оно датируется 1848 годом и что эстимейт составит три — пять тысяч долларов. То есть модель эта, по самым простым подсчетам, была в тот момент “старше” хронографа Рьёссека, появившегося в 1820-х, лет на 20 с лишним. Но мне в любом случае крайне важно было стать владельцем этих часов из-за их оригинального происхождения, так что в назначенный срок я направился за ними в Женеву.

Как я понимаю, этот лот не входил в перечень приоритетов наиболее опасных для вас соперников?

Все верно. На том аукционе состоялась грандиозная битва между двумя крупнейшими часовыми домами, от одного из которых выступал Эммануэль Бреге, куратор парижского музея марки, а от второго — представитель музея Patek Philippe. И тот и другой сражались между собой за две исторические модели Breguet. Победил Эммануэль, выкупив их за семь миллионов швейцарских франков. Признаюсь, я вздохнул с облегчением: казалось бы, главная покупка аукциона уже состоялась, и можно спокойно торговаться за менее интересные конкурентам лоты.

Какую сумму вы планировали потратить на работу Муане?

На руках у меня было ровно 50 тысяч — и не франком больше. Я, абсолютно уверенный в выигрыше этой партии, начал с девяти тысяч, и тут кто-то сзади меня объявил: 15! Я поднял цену еще на пару тысяч, тем временем осознав, что соперничаю с Домом Patek Philippe. И вот, когда вторая сторона озвучивает сумму в 29 тысяч, я решаюсь пойти ва-банк.

Выдохнуть мне удалось только после того, как я услышал, наконец, стук молотка, оповещающего окончание торгов в мою пользу. Уж поверьте, понервничал я немало. (Смеется.)

И только после всех этих испытаний вы обнаружили, что это не просто часы, но еще и хронограф?

Фантастическое открытие, согласитесь! Но трубить об этом на весь мир сразу же после этого я не собирался. Необходимо было собрать доказательную базу, а проще говоря, чем-то подтвердить происхождение клейма на корпусе модели. В этом-то и помогли мне выкупленные за пару лет до этого по цене в 80 тысяч швейцарских франков личные письма Луи Муане, датированные 1820-ми годами. Сумма для владельца небольшого ателье безумная, но о тратах я не жалел ни секунды. Ведь в них-то мы и обнаружили утверждение, исходящее от мастера лично: он писал, что работал именно над этой моделью на протяжении 1815–1816 годов. Выходит, что я обладал историческим подтверждением того, что Муане опередил Рьёссека на целых четыре года.

Вы все время повторяете, что ваше ателье — очень камерное предприятие. Сколько в нем трудится человек?

Десять специалистов.

А кто принимает участие в изготовлении калибров для Louis Moinet, помимо Concepto?

Мы сотрудничаем с TEC Ebauches, а корпусы поставляют специалисты из предприятия Bouille.

Каковы ежегодные объемы Louis Moinet?

Около 500 экземпляров, не больше.

На каких рынках вы присутствуете сегодня?

География наших точек продаж простирается от Москвы до Маската: в общем, их на данный момент 50. Присутствуем на Украине, в Азербайджане, Польше, Словакии.

С российским рынком вашу марку связывает подлинная преемственность поколений…

Вы имеете в виду тот факт, что Луи Муане поставлял часы к царскому двору? Согласен, преемственность налицо. Для нас российские клиенты всегда были очень особенными. Среди ваших соотечественников существует по-настоящему глубокое понимание того, что представляет собой haute horlogerie. Покупатели из России очень образованны и отлично разбираются в самых различных видах искусства.

Напоследок хотелось бы узнать, что вы подготовили к открытию бутика?

Здесь, в “Смоленском пассаже”, среди прочего ассортимента будет эксклюзивно представлено сразу несколько подготовленных к открытию лимитированных специзданий, в число которых входят линии Russian Eagle Flight, Metropolis Moscow и Russian Sagа.